Слишком многие люди оказались лишены возможности высказаться и выброшены из квазипубличного киберпространства
Недавно я рассказывал о том, как белому националисту Ричарду Спенсеру не дали выступить в Университете штата Огайо. Данный случай подпадает под Первую поправку к Конституции, однако университет ищет лазейку, чтобы лишить тех, кто им не нравится, возможности высказывать своё мнение.
К счастью, Университет штата Огайо ждёт судебный иск. Однако в киберпространстве (которое Энтони Кеннеди назвал «бескрайними просторами демократии в интернете в целом и в социальных сетях в частности») всё не так просто. Там доступ к идеям контролируется корпорациями с их пользовательскими соглашениями. Спрятавшись за своим статусом частных компаний, квазипубличные форумы в Twitter, Facebook и Google, а также их предшественники и последователи обходят Первую поправку и присваивают себе право решать, что должны говорить, читать и, соответственно, думать люди. Именно они превратились в тех цензоров, появления которых опасались отцы-основатели.
Пришло время применить Первую поправку к квазипубличным структурам.
Сфера применения Первой поправки последовательно расширялась. На начальном этапе она действовала только на федеральном уровне и не распространялась на власти штатов. На уровне штатов она стала применяться только после Гражданской войны и целой череды судебных разбирательств, которые продолжались ещё в первой половине XX века. Так что в те времена, когда Университет штата Огайо создавался, он вполне смог бы запретить кому-то выступать на своей территории и ему ничего за это не было бы.
На самом деле ситуация изменилась только сравнительно недавно. Только в 1995 году Верховный суд вынес постановление, согласно которому распределение университетской финансовой помощи среди студенческих изданий подпадает под действие Первой поправки, запрещающей дискриминацию на основании убеждений. Ещё одно расширение сферы применения Первой поправки произошло в 1950-е годы, когда Верховный суд решил, что её действие распространяется и на нетрадиционные виды высказываний, в том числе наготу и рекламные тексты.
Проблема сегодня заключается в том, что, когда вы заходите на какой-то сайт, вы автоматически принимаете кучу условий, которые накладывает на вас его пользовательское соглашение. К тому же Twitter (я понимаю, что есть много разных сайтов и приложений, но давайте для простоты договоримся, что мы будем использовать Twitter как типичного представителя всего этого множества) может интерпретировать положения этого соглашения, как ему заблагорассудится. Вот и получается, что если Верховный суд пока не считает ярлык «ксенофобии» достаточным основанием для того, чтобы ограничивать свободу слова, то Twitter может устанавливать собственные правила в зависимости от своих политических или идеологических предпочтений.
Кроме того, Twitter может запретить выражать ту или иную точку зрения, тем самым де-факто выступая проводником политики властей и игнорируя Первую поправку просто потому, что может себе это позволить. Похоже, именно это и произошло в случае с российскими СМИ RT и Sputnik, когда Twitter ввёл запрет на размещение их рекламы. В невнятном докладе (американских. — Прим.пер.) спецслужб обе организации обвинили во вмешательстве в президентские выборы 2016 года. Древняя Первая поправка не даёт федералам прогнать RT и Sputnik и отправить их обратно в Москву, а вот Twitter может буквально одним твитом перечеркнуть некогда неотъемлемые права. За блокировкой российских СМИ последовало решение запретить «агрессивные группы, разжигающий вражду контент и символику ненависти». А Google может блокировать доступ пользователей к их же документам, сохраненным на Google Drive, если сочтёт их «оскорбительными».
Twitter также временно заблокировал аккаунт консерватора Роджера Стоуна. Никакого объяснения этому не последовало, хотя блокировка, видимо, связана с гневными нецензурными твитами Стоуна в адрес CNN. Регулярно звучат призывать заблокировать аккаунт Дональда Трампа за разжигание ненависти и насилия. А левацкого сатирика заблокировали за троллинг, посчитав его призывом к насилию.
А мой аккаунт временно заблокировали в тот момент, когда я защищался от нападок антифашистов, которые грозились «всыпать нацистам». Twitter счёл мой ответ призывом к насилию, хотя, скорее всего, по критериям Верховного суда он таковым не являлся: я написал что-то вроде «если побьёте, чтобы заставить замолчать, то я дам сдачи, не сомневайтесь». Меня заблокировали на неделю. Сперва Twitter заставил меня удалить этот твит, а затем открыл мне доступ к странице только для чтения, и я наблюдал, как нападки продолжались, пока антифашистам это не наскучило. Я не мог ни заблокировать их, ни ответить. По ощущениям это было сродни тому, как если бы меня схватили какие-то здоровяки и держали, пока обидчик с удовольствием колотит.
Компания Google ввела цензуру с самой благой цел